Вот эти люди и диктовали по периферии свои непонятные и чуждые народным массам идеи, проводили ломку везде, где существовал здравый смысл.
В Пензенском художественном училище три периода ломки: 1) период Равделя; 2) Соколова и 3) Халтурина и Ко .
Я начну с периода Равделя, который резко и энергично начал свою работу разрушения.
Первое, это был создан им исполнительный комитет из учеников, которые и были руководителями учебы. Они создавали для себя все планы учебы, выдумывали для себя всевозможные чудачества, отрицали все, что называлось здравым смыслом.
Были например такие чудачества: связывали разные предметы из предметов обихода, на веревке подвешивали к потолку, и кто-нибудь раскачивал эту связку, а ученики должны были рисовать.
Это называлось: «Натюр-Морт» в динамике.
Много было разных чудачеств, всех их не припомнить, да много нужно бумаги и время, чтобы все описать. В общем, получалось что-то сумбурное, непонятное.
Ученики большинство ходили растерянные и не понимали, где же истина.
На общих собраниях группа, т.н. исполком учащихся, доказывала, что все, что было раньше в художественном училище, это скучная рутина, и что искусство должно быть таким, как оно проявляется в новых левых течениях. Отрицалась всякая грамотность и серьезное углубление в искусстве.
Оно и понятно, т.к. руководящая группа учеников, состояла из очень слабых, и для них принципы старой школы были трудны, и при своей малоспособности, конечно, не успевали в учебе, а новые принципы шарлатанства им были по душе.
Если взглянуть с анализом на первые дни нашей Октябрьской революции, период военного коммунизма и гражданской войны, когда взбаламученное море народных масс завоевывало свои права и укрепляло Советскую власть. Партия и правительство из всех своих честных сил боролись с интервентами, и рядом с этим грандиозно-великим в стране происходило подлое и смешное.
Вот это-то подлое и смешное делали люди, имевшие на руках случайно по ошибке партбилет, творили возмутительные дела, во вред народным массам, во вред культуре, науке и искусству.
Е. Равдель, скрывая партбилетом свое преступное чело, не стеснялся себя выдавать за большого знатока в искусстве, очень ловко обманывал местные власти. А по существу был просто недоучка по скульптуре, и за что бы он ни брался не доводил до конца. Вся его деятельность носила характер фигляра.
Припоминаю, как в празднество Октября он где-то достал себе вороного коня и нарядился в красную римскую тогу. Галопом скакал по улицам Пензы, удивляя народ. Эта его выходка уже говорит как о балаганном фигляре.
В этот период художественное училище было переименовано в художественные мастерские.
Состав преподавателей был следующий: Петров, Штурман, Бурдин, Блюменфельд и я.
Здание мастерских вскоре было занято военным лазаретом, и мы со своими учениками работали в разных фотографических павильонах г. Пензы. Это были чрезвычайно трудные годы нашей страны, наряду с голодом свирепствовал сыпной тиф и другие болезни. Мы получали зарплату чуть ли не спичками.
Меня удивляла молодежь, которая тогда у нас была в мастерских: голодные, холодные, полураздетые, и, все же любя искусство, при грустных и жалких условиях, работали, жили искусством, веря в светлое будущее.
Вышеописанная галиматья и дурачества ясно говорит о том, как горько и больно было смотреть на учеников, которые всей своей пылкой душой хотели учиться, познавать истину в Искусстве, а им преподносили одну лишь галиматью, не имеющую ничего общего с искусством.
Протестовать было нельзя, так как за это исключали или обвиняли в контрреволюции. Равдель сделал почин к дальнейшим разрушениям художественного училища.
Кажется в 1920 году он оставляет Пензу, переехал в Москву, где работал заведующим в Хутемасе, но очень недолго.
Там он проворовался и сбежал за границу, это была его заветная мечта.
Нужно сказать, что Равдель был женат на дочери какого-то банкира, который сбежал из России в Германию. Понятно, что жена тянула Равделя уехать в Германию, что и было им выполнено, на ворованные деньги он ухитрился уехать, и там скрылся от народного суда.
На этом я кончаю описание периода Равделя и перехожу на второй период Соколова.
Второй период возглавлял некто Соколов, который до Пензы работал в Екатеринбурге, и т.к. там было ликвидировано художественное училище, ввиду военных событий гражданской войны, Соколов был переброшен в Пензу на место Равделя.
Соколов явился в Пензу с группой учеников или, вернее сказать, разнузданной бандой, которая с плеча взялась за ломку и уничтожение много, что было необходимо как пособие для учеников художественного училища.
Например, у нас было много античных гипсовых фигур и голов, которые ставили в классах для рисования. Все эти фигуры и головы были разбиты и выброшены во двор.
Был у нас кабинет пособий, где были всевозможные костюмы: среднеазиатские шелковые халаты, мордовские костюмы, боярские и др…
Были прекрасные драпировки из бархата, плюша, шелка всевозможных цветов.
Весь этот кабинет был расхищен до основания.
Соколовские бандиты ходили наряженные в узбекские шелковые халаты, в них занимались мазней кубизма и формализма, вытирали свои поганые кисти о шелковые халаты.
Припоминая некоторые детали этого периода, я упомяну некоторые как характеристику буржуазности: например, в одну из комнат свалены были всевозможные предметы, все это валялось на полу, и дано было название «экспериментально-аналитическая и синтактическая мастерская научного реализма».
Или другое: ставили в виде «натюрморта» скрипку и как-то ее разлагали по законам кубизма. Постановка была дана на один год.
Читатели в недоумении могут спросить, где же была голова у тех людей, которые творили описанные мною безобразия?
Я могу ответить так, что на плечах этих людей была не голова, а тыква.
Соколовская вакханалия, к счастью, была недолго, но и в короткий срок он успел сделать много разрушений.
Если углубленно разобрать вообще революционные периоды народов как, например, Великая французская революция, когда читаешь описание тех чудачеств и вакханалий, которые происходили во Франции, то невольно напрашивается вопрос: может и в нашей революции все чудачества являются в порядке вещей, вообще, как закон революционных проявлений. Я уже упоминал выше, что рядом с великим, всегда живет подлое и смешное. И как один автор, который описывал разные жестокости и чудачества французской революции, озаглавил свою книгу «Революционный невроз».
В заключении Соколовского и Равделя периодов должен заметить, что это было в самый развал и тяжелых переживаний нашей страны., но дальнейшее описание – это Халтуринский и Ко происходил уже тогда, когда в нашей стране началось индустриальное строительство, а потому все проявления Халтурина, я нахожу более преступными, чем два первых.
После Соколова в качестве заведующего опять становится Н.Петров. Трудно было наладить порядок, после всех безобразий. Но все же, хоть и с большими трудностями, был налажен нормальный ход учебы, все пошло своим чередом. Но, конечно, не так, как это было до революционного периода.
Создались новые программы НКП при отделе Художественного образования, которые резко отличались от прежней системы. Но все же это вело к более нормальному строю в учебе. Работали мы по системе ГУС в течение долгого периода, т.е. до 1930 года.
В 1930 году приехал в Пензу из Ленинграда А.Халтурин. Директором в Академии художеств в это время был некто Маслов, который развалили академию, почти уничтожил академический музей. Учеба в Академии была поставлена очень низко, выпускались кадры со слабыми знаниями или проще сказать искалеченные люди.
Этот Маслов и рекомендовал в Пензу Халтурина и Ко с тем, чтобы разогнать старых специалистов и на их место водворить тех недоучек, которые приехали с Халтуриным.
Его сотрудниками были: Постнов, Михайлов, Бабурин и пензенский обществовед Д. Демаев.
Халтурин и Ко первое время не знали, как начать вытравление старых педагогов. Долго они заседали на разных секретных совещаниях, обсуждая, с какого конца начать свои гнусные действия.
На первом общем собрании учеников Халтурин с места в карьер назвал художественное училище «болотом» и заявил, что нужно сделать реорганизацию училища и провести новые методы в учебе. После этого он уехал в Ленинград под благословение к Маслову и получить от него директивы дальнейших действий.
Возвратившись из Москвы Халтурин опять назначает общее собрание, делает доклад о намерениях Маслова создать вместо Академии художеств институт, т.н. ИНПИ, т.е. Институт Пролетарского Искусства, где будут учить пролетарскому искусству.
Но ясности, конечно, не было, в чем заключалась сущность этого нового проекта.
На собраниях Халтурин и Ко поносили все великие имена всего мира, смеялись над всем, что действительно было высоким Искусством.
Характерен один факт: в это время умер наш великий художник И.Е.Репин. Великий мастер кисти пользовался мировой известностью. Создавший множество произведений, глубоких по своему содержанию и высокоценных в художественном выполнении.
Халтуринская банда ничем не отметила смерть И.Е.Репина, ту почти незаменимую утрату столь великого мастера кисти. Халтурин обошел это полным молчанием.
Это уже одно доказывает, насколько эти люди были некультурными, и область настоящего искусства им была чужда.
Первое, с чего они начали придираться к старым преподавателям, это был программный вопрос. Я уже упоминал, что мы работали тогда по системе ЦГС, изданное НКП и печаталось в журнале для общего руководства всех художественных техникумов по всей территории СССР.
В этом Халтурин и Ко нашли первую преступность старых педагогов. Нам было поставлено на вид, что мы проводили неправильный метод в преподавании, и предписано было составить новые программы в духе ленинградской академии художеств, и запрещено руководствоваться ГУСом.
Программное писание продолжалось чуть ли не целое полугодие, и все было не так, как это мыслили Халтурин и Ко. Это было начало тех издевательств, которые будут выше.
В неделю назначалось несколько собраний, где Халтурин и его банда при полном собрании учеников и педагогов издевались над нами, называя нас седовласыми и устарелыми художниками и вредителями.
Правой рукой Халтурина был Д.Демаев, парень большой спец по болтологии , и то пустой, конечно, полный невежда в области искусства.
Этот невежда ходил по классам, критиковал постановку педагогов и находил, что все постановки неидеологичны и т.п.
Долго они думали и гадали, как вытравить старых педагогов, и в конце концов решили сделать это чрез посредство РКИ. Конечно, предварительно дали ложную информацию о педагогах и окрасили их вредителями.
Чрез некоторое время они устроили во Дворце Труда так наз. Суд Общественности над нами, под председательством РКИ. Это было какое-то балаганное представление, очень подло организованное Халтуринской бандой.
Заранее было подговорены люди с разных производств, заранее их начинили, что они должны говорить и против кого.
С учениками было поступлено иначе, или резко сказать подлее подлого: Халтурин и Ко отобрали таких учеников, которые должны были получить диплом об окончании художественного техникума. Но им было предписано, что, если они не выступят против всех старых педагогов, то не получат дипломы, а главное, это против меня, как имевшего большой авторитет среди учеников, а потому Халтуринская банда и старалась, как можно больше, вылить грязи на мою седую голову.
Я не буду детально описывать, кто выступал, и что говорилось в обвинении старых педагогов, т.к. это все подло было подтасовано Халтуринской бандой.
Демаев явился на этот балаганный суд чистым амурчиком. Он вероятно вымылся в баньке, у парикмахера почистился, побрился, подвязал нарядный галстук, и во всей своей ничтожной красоте и подленькой душой выступал с пафосом как обвинитель специалистов-вредитилей.
Как было больно, грустно и смешно смотреть на весь этот Халтуринский балаган, переживать незаслуженные оскорбления и унижения как человека. И удивляться торжеству подлости в известные периоды человеческой жизни.
Здесь невольно вспоминаются слова тов. Сталина, которые относятся с тем, кто, имея партбилет, злоупотребляет им: «Мы-моя все можем, нам все нипочем».
Действительно, такие люди все могут сделать, умертвить все идейное, великое и честное!
На другой день после позорного Общественного Суда в коридорах уже красовались крупные надписи: Долой вредителей! Да здравствуют молодые педагоги пролетарского искусства!
Старые педагоги по искусству были следующие лица: Петров, Бурдин, Ефимов, Попов, Кайзер и я. Попов был зав. учебной частью, Кайзер – зав. библиотекой. На место Попова был поставлен Постнов, Кайзер – убран из библиотеки. Я добровольно постарался оставить работу, т.к. при той обстановке я работать не мог.
Бурдин так же должен был оставить работу по тем же причинам. Один лишь Петров был ими не тронут, он один был праведник без греха. Он один высказывался на собраниях с учениками и говорил этим бандитам, что он старается у них учится той новой системе, которую они проводят.
Понятно, как же можно было тронуть такого человека, который желает «работать» с ними рука об руку.
И его оставили на всякий случай (на закваску).
Что ж есть ведь люди, которые всегда меняют свою шкуру, смотря по обстоятельствам. Таков был и Петров.
Халтурин во всех своих действиях всецело подражал Маслову. Поэтому как были водворены педагоги недоучки пролетарского искусства, то принялись доканчивать развал.
Начато было с библиотеки, в которой был прекрасный фундаментальный материал для учеников, откуда они черпали многое для своего художественного образования.
Много ценного было вывезено на бумажную фабрику «Маяк революции» как утиль.
После библиотеки принялись за картинный музей, который существовал с самого основания училища, и не тронут был даже тогда, когда здание училища было занято под лазарет. И вдруг в период нашего мирного строительства эти вандалы весь музей навалили как дрова на подводы, свезли в краеведческий музей и свалили в кучу, где его частью разворовал, а большинство испорчено. Картины прорваны, рамы разбиты. Много было фарфора, бронзы и других ценностей, которые расхищены.
Что осталось из гипсовых пособий уцелевших от Соколовского нашествия, то Халтуринская банда довершила.
Музеем заведовал в то время Петров, и меня удивило, как этот человек мог допустить этот позорный вандализм, мне это совершенно непонятно.
Неужели этот человек думал, что меня не трогают, а на остальное наплевать, придерживаясь поговорки: «Моя хата с краю, я ничего не знаю».
Вся эта возмутительная затея продолжалась до 1932 года.
Когда Маслов за свои деяния был отдан под суд и получил за свои действия сколько-то лет тюрьмы, то и Халтуринская банда очень скоро смылась из Пензы.
Но один из них, Постнов, остался в Пензе, решив, что здесь он может устраивать свои делишки.
По психологии это чистейший шкурник, для которого не существуют принципы т.н. высшего порядка. Его девиз – это деньги. За деньги он продаст друга, брата и отца. Он может заниматься клеветой, и вообще, не имея совести, обставлять людей, и все для собственной шкуры.
Проникая к властям, он забирал в свои руки всевозможные работы и, приглашая в помощники своих товарищей и учеников эксплуатировал их, львиную долю кладя себе в карман.
Этот человек сделал много пакостей мне лично, которые я здесь не буду описывать, т.к. это уже к истории училища не относится. Да и неприятно бередить зажившие раны моей поруганной чести.
На это позволяю себе закончить мои воспоминания.
Художник И.С. Горюшкин-Сорокопудов.
5/XII 1936год.
Петрина С.В.
главный специалист-эксперт архивного отдела министерства культуры и архива Пензенской области
2011год.